[kuroko-secret-santa]

Подарок для vena dih.

Название: Пусть не кончается снег
Автор: Хошихиме
Пейринг: Вакамацу/Сакурай
Жанр: романс, повседневность
Рейтинг: G
От автора: таймлайн до событий манги, джен-преслэш

- Как? Совсем отменить? – Вакамацу в волнении ерошил пряди на затылке, к концу недолгого телефонного разговора став похожим на растрепанного ежа-альбиноса. – У нас же матч скоро… Слышал, конечно, но… Это всего лишь снег… Да не нужен нам внеплановый выходной, капитан!.. Насморк Аомине? Это его проблема! Пусть тренируется с насморком!... Да как же!... Понял, хорошо, сообщу.
На удивление спокойно трубка вернулась на базу.
Вакамацу не был рассержен, скорее – расстроен. Отмена тренировки не была чем-то из ряда вон выходящим и случалась время от времени по разным, иногда даже уважительным причинам. Якобы идущий на город буран не напугал бы игроков. А вот раскисший ас тащил на поводу тренера, капитана и команду в придачу… Но скрипеть зубами было не перед кем, разве что зеркало на стене в прихожей отразило унылую гримасу. Легче от этого не стало.
Впереди был долгий выходной, который предстояло чем-то заполнить.
Высунувшись в окно в очередной раз, Вакамацу убедился, что прогноз погоды был точен.
За милой улыбкой дикторши с утренней метеосводки скрывался реальный циклон, еще только набирающий силу, но уже грозящий обильным снегопадом из набухших серостью туч у горизонта. Линия крыш мешала разглядеть подробности. Казалось, где-то там, за домами жгут огромный костер, пламя и отсветы которого были скрыты постройками. Зато его темный дым поднимался к небу плотным столбом, курчавился и вяло тек по верху, стелился во все стороны, растекаясь подобно пролитой банке чернил.
Пока еще несмелые снежинки скользили по стеклу, красуясь, если приглядеться, безупречными гранями и причудливыми узорами. Уникальные, каждая – единственная в своем роде, они таяли на вытянутой руке мгновенно, успевая лишь куснуть холодом напоследок. Совсем скоро ладонь стала влажной. За шиворот футболки пробрались ледяные пальцы ветра, раскатывая стужу вдоль позвоночника.
Вакамацу поежился и, не дожидаясь, когда станет совсем зябко, закрыл окно.
Не хватало еще составить компанию Аомине, соревнуясь в чихах и сморкаясь в платочек! Смех, да и только! Хорошо бы сейчас лимонов в меду Сакурая…
Сакурай!
Озарило, как всегда, внезапно. Вакамацу хлопнул себя по лбу, вытряхивая из забытья просьбу капитана – позвонить Рё и предупредить, что тренировки не будет.
Не будет…
Не будет робкого “Здравствуйте, Вакамацу-сан!” и вопросительного взгляда, безмолвно спрашивающего, не сказал ли что не так ненароком.
Не будет угловатых, неровных движений в раздевалке, в попытках занять как можно меньше места и никого не стеснить, переодеваясь.
И аппетитного аромата заботливо приготовленной еды из приоткрытого бенто – не будет…
Нет. Пусть у остальной команды не будет. А у него – будет!

***

Едва выпросив у строптивого дежурного ключ от спортзала, Вакамацу сбросил в угол сумку, там же переоделся, пристроившись на скамейке и, кляня про себя минимально отапливаемый в выходные зал, ожесточенно принялся разогреваться.
Снаружи усилился снег, наметая белые холмы на подоконники, словно рисуя сахарную пустыню под дымчатым от серости небосводом. Распустившиеся в углах оконных рам морозные цветы прибавляли толику жизни в это царство кристаллов, особенно в скудном искусственном свете – лепестки и ветви задорно искрили, пытаясь поддерживать эту иллюзию.
Было похоже, что день так и не наступил. Солнце, едва взглянув на закутанный бураном город, бухнулось к горизонту, словно испугавшись такой массы туч, что необходимо было пробивать лучами. Ленивое и зимнее, золотым медведем вставало оно из своей берлоги, зевало алым и поворачивалось на другой бок, сонно кутаясь в облака. Растолкай вот такого, попробуй!
Но в данный момент Вакамацу был далек от созерцания. Он быстро согрелся в прыжках и разворотах, под аккомпанемент дробно бьющих в пол мяча и собственных подошв. Тонкий визг резины кроссовок в повороте то и дело вспарывал эту тональность, равно как и шуршание, и шелест дыхания. Эхо метало меж стен свой собственный гулкий мяч, рикошетя о поверхности и постепенно увязая в темноте, прятавшейся в дальних углах.
И более никаких звуков. За полчаса Вакамацу заездил слух этой музыкой почти до невосприимчивости, надеясь выловить в ней дверной скрип и шаги Сакурая. Даже замирал иногда, вслушиваясь. И его ответно-настороженно слушала тишина.
Зарождающееся беспокойство все чаще посылало мяч мимо кольца. Мысли мешали сосредоточиться, и последний бросок вышел абсолютно позорным, да еще и с пробежкой, так что Вакамацу бросил мяч в одиночестве допрыгивать по полу и схватился за сотовый.
Шикарный план оборачивался провалом.
Сквозняк мгновенно ухватился за взмокшее тело, пока Вакамацу слушал длинные гудки и все никак не решался разъединить связь. Ждал, потому что не похоже это было на телефон Рё – молчать после третьего гудка. А отключиться – значит признать, что не придет, что… что-то случилось. Вот и стоял, вжимая трубку в ухо и покрываясь мурашками озноба, не замечая теребящей мышцы дрожи и стылых капель испарины. Лишь когда дозвон прекратился автоматически, и милый синхронный голос начал вещать о недоступности абонента, Вакамацу нажал отбой. Смотрел на телефон обвиняющее, словно тот соврал ему нагло, и чесал затылок, превращая торчащие вихры в совершенно невообразимое нечто.
Сакурай пропустил тренировку?! Сакурай, который, как и все в Тоуо, не представлял себя без баскетбола!
В груди ныло разочарование, мешаясь с беспокойством. В то, что Сакураю все-таки позвонил капитан, или тренер, или кто-то из команды, верилось слабо. Телефон вот молчал. И этот снег…
Решение еще плавало в сознании, сырое и бесформенное, а Вакамацу уже бросился его воплощать.

***

- Ну вот я и пошел проверить, не застрял ли ты… Ай! - горячая чашка припекла ладони, а заодно пришлось цыкнуть на Сакурая, чтоб не начал опять извиняться, – …на пути в сугробе.
Обоняние тонуло в благоухании мяты и сенчи, которыми бессовестно дразнился свежезаваренный чай.
Оттаявший, закутанный в халат и плед по самый подбородок, Вакамацу уютно пыхтел в кресле, устраиваясь поудобнее и заботясь в данный момент о главном – не пролить на себя кипяток. С момента, как он предстал в дверях дома Сакурая почти полностью ледяным монументом, даже губы почти не шевелились, прошло около получаса.
Занятные такие полчаса…

Первую минуту Вакамацу был способен только смотреть – веки и глаза замерзли так, что сморгнуть было проблематично – на дугу позвонков согнутой спины Ре, проступивших под футболкой. И слушать – благо тут замерзать было нечему, ушные хрящики не в счет – извинительные бормотания откуда-то снизу. Сакурай каялся, кажется, во всем сразу: в собственной забывчивости и невнимательности; в разрядившемся сотовом; в ненадежности городского оператора, отрубившего обычный телефон. Он уже был готов взвалить на себя и повиниться в накрывшем город буране, затопившем улицы снегом до полной непроходимости, что для людей, что для транспорта. К счастью, из раскрытой двери тянуло теплом прогретого жилья, живительного настолько, что Вакамацу вернулась способность дрожать, он смог разлепить губы и прохрипеть:
- Впусти же…
Злости на непонятливость Сакурая не было. Было лишь страстное желание окунуться в тепло, захлебнуться им и греться, греться, греться. От одной только мысли мечтательно слипались глаза, сознание плыло, как подтаявшая льдинка на подоконнике. Натерпевшийся за день организм дал слабину, явно пытаясь урониться в какой-нибудь уголок и отключиться, как вдруг в сладкую дрему, словно бревно в реку, врезалась мощная оплеуха. Шарахнуло так, что Вакамацу почти слышимо ощутил треск осыпающейся с себя наледи.
Даже голос вернулся:
- Ты… Ты чего?!
И зрение. Сквозь шок и изумление взгляд пробился, фокусируясь, к бледному лицу Сакурая. К его нервно закушенным губам и широко распахнутым глазам, в которых плескался, переливаясь через край, невероятный испуг. Вакамацу ожидал услышать очередную лавину извинений, да и вообще был готов подумать, что ему померещилось. Вот померещилось в процессе разморозки – и все! Мало ли какие глюки бывают? Ведь чтоб Сакурай - Сакурай! - да ударил?!... И был совершенно не готов к решительному "Хмпф!"; к уверенным рукам, сдиравшим с плеч сумку, куртку; и к крепости тощих плеч, на которых его дотащили до кресла. На пол полетели футболка, ботинки, брюки – Вакамацу снова начал дрожать, видя, как Ре крутится вокруг него, раздевая, и крутит его самого, чтобы натянуть халат и замотать в огромный шерстяной плед. Пострадавшая щека горела, прямо-таки пекла, но совершенно непонятно было, почему жгло и другую. Почему и в груди тлело, и в животе закручивало жарко и, внезапно, уши… Спохватившись, он плотнее запахнул плед, даже ноги поджал под себя, кутаясь в большую шерстяную кучу.
Сакурай остановился в своих хлопотах на секунду, вгляделся пристально, мешая во взгляде и испуг, и вопрос, и тревогу. Сложно было разобрать, что к чему относится. Но вот щеки… треклятые щеки Вакамацу запылали сильнее! Сакурай открыл рот и Вакамацу с облегчением приготовился услышать что-то вразумительное, но Ре выдал только:
- А!
И улетел в сторону кухни, судя по доносившимся оттуда звукам кипящего чайника.
Вакамацу залип в полном непонимании.
Лишь когда на столике рядом образовались чашка с чаем, банка малинового варенья – и лимоны! Лимоны в меду! – Сакурай прекратил мельтешить и забрался на диван по другую сторону стола, обхватив руками коленки и уткнув в них подбородок.
- Простите, Вакамацу-сан… - прогнусавило из-за коленей глухо, но отчетливо.
- Прекрати уже, чего мне прощать-то? – в руках словно сама собой оказалась тарелка с лимонами.
- Я вас ударил… но, вы, кажется, совсем засыпали от переохлаждения…
Вакамацу покивал, рот был занят – жевал.
- Простите, все из-за меня…
- Сакураааай, ну хватит, а? Понял-простил давно. Тем более ты меня отогрел и чаем напоил, это считается. Ты вот что, почему на тренировку не пришел?
- Я… забыл. Она же внеплановая…
Было видно, что он опять растерзался чувством вины. Приметив подозрительный блеск в его глазах, Вакамацу спохватился:
- Да не было ее. Отменили из-за снега.
И рассказал в красках, как шел сквозь снегопад и сугробы три квартала – предупредить его, Сакурая, Как проваливался в снег по пояс. Как пробирался на ощупь, почти в нулевой видимости. Как заплутал. И как быстро нашел дорогу, разглядев знакомую неоновую вывеску-ориентир. Как…
Нет, про то, что хотел просто побыть с ним, не сказал.
Но в остальном Вакамацу воодушевлялся все больше и больше…

За окном разливалась синева сумерек, не пасмурно-дневных, а самых что ни на есть вечерних. Сквозь пелену желтоватыми пятнами угадывался свет фонарей. И мело, кажется, еще сильнее.
Было тепло от выпитых чашек чая, от ополовиненной банки варенья, от вылизанного дочиста лотка с медовыми лимонами. От колючего пледа, что был как-будто с подогревом. От ерундовой передачи по телевизору и от бегущей внизу экрана строки о затянувшемся буране. От все еще не работающего телефона и от слов Сакурая о том, что родные задерживаются в гостях до утра.
И от вида самого Сакурая, шкрябающего в банке и вылизывающего ложку, было тепло и хорошо. Настолько хорошо, что Вакамацу эгоистично и безотчетно желал лишь одного:
”Пусть не кончается снег…”